Право на ошибку

В мировом календаре 21 февраля отдано Дню родного языка. Литературный русский язык за последнее десятилетие значительно сдал позиции не только на мировой арене, но, кажется, и в самой России. Стоит ли бить тревогу? Об этом наша беседа с проректором по международной деятельности Владимирского государственного университета, доктором филологических наук, профессором Натальей Владимировной Юдиной.

— Недавно программе «Лексикон», которую вы ведёте вместе с Валерием Скорбилиным, исполнилось 10 лет. Видите ли вы какой-то практический результат просветительской работы?

— Должна сказать, что мы такой задачи с Валерием Юрьевичем перед собой никогда не ставили. Это было бы слишком амбициозной целью – повлиять на речевую культуру жителей региона. Есть множество подобных передач в различных субъектах, на центральных телеканалах, существуют колонки в ряде газет, и все они преследуют одну цель – обратить внимание общественности на проблему русского языка, но ни в коем случае её не решают. С другой же стороны, я считаю, наверное, такую цель и не надо преследовать – невозможно, чтобы все люди всегда говорили исключительно правильно. Среднестатистический современный человек к этому, к сожалению, не стремится и не видит в этом свою главную задачу. А язык идет вслед за человеком, приспосабливается к нему, хотим мы этого или нет.

Распространено мнение, что язык сегодня переживает большие проблемы.

Сейчас известны такие статистические данные, что в русском большинство употребляемых предложений – безличные. Например, «мне не спится», «мне нездоровится», «мне не хочется» - это вовсе не «я не сплю», «я болею» и «я не хочу». Это означает, что человек не всегда хочет брать ответственность за свои поступки, старается найти причины своего нежелания, а может быть, и своей беспомощности где-то в окружающей среде, обстановке, среди других людей. Другой классический пример из русского языка, на который часто обращают внимание иностранцы: сидит человек и говорит: «Ну, я пошёл». Глагол прошедшего времени, употреблённый в значении будущего, создаёт тот же эффект: желание не всегда равно истинному желанию, истинной возможности и результату действия. К сожалению, современному человеку свойственны такие позиции.

Ещё одна сложность современного языка – это, конечно, проблема обращения к человеку. Сегодня самое хорошее обращение – это его отсутствие: «извините, пожалуйста», «простите, пожалуйста». Одним понравится, когда скажешь: «Добрый день, уважаемые господа». Другим понравится «товарищи», третьим - «дорогие друзья». Поэтому сейчас появилось обращение «уважаемые друзья», и оно очень часто используется. В нём есть и положительная сторона, потому что, например, у выражения «дорогие друзья» более близкий подтекст и более глубокие смыслы. Но при этом в обращении «уважаемые друзья» есть определенное нарушение привычной сочетаемости слов.

— В дореволюционной России были судари и сударыни. А сейчас – женщина, девушка, молодой человек...

— Да. У меня был такой интересный пример на вступительном экзамене по литературе. Растерянные члены комиссии идут ко мне, как к председателю, чтобы решить следующую проблему. Девушка поступала на филфак и знала один вопрос из двух, при этом и первый, в действительности, знала плохо. Преподаватели хотели ей поставить двойку. Девушка была очень расстроена и решила попросить преподавателей этого не делать. И говорит им: «Ну, тётеньки, не ставьте мне, пожалуйста, два!» Преподаватели, конечно, расстроились. После этого она говорит: «Что, не тётеньки? Ну, женщины…!» И когда она увидела, что преподаватели совершенно недовольны таким ее обращением, абитуриентка сказала: «Ну, девушки, что ли?..» Такие вот «весёлые» обращения… Это всё прецедент для того, чтобы думать над этой проблемой и, по возможности, ее решать.

Покалечат за ошибку

— Наверняка вам приходится наблюдать, как общаются между собой пользователи Интернета. О правописании зачастую речь не идёт… Как вы оцениваете масштабы бедствия?

— Конечно, для меня, как для филолога, этот процесс очень неоднозначный. Мне бы хотелось, чтобы люди говорили на красивом, ярком, настоящем русском языке. Но как писал сам Пушкин, и очень часто мы это цитируем: «Как уст румяных без улыбки / Без грамматической ошибки / Я русской речи не люблю». И мы знаем, что Александр Сергеевич тоже в своё время был подвержен критике со стороны ценителей русского языка: к нему была масса вопросов в плане орфографической, пунктуационной и даже стилистической грамотности. Да это касается, в принципе, любого писателя!

Безусловно, использование языка любым носителем языка не может быть абсолютно безошибочным. Как справедливо заметил Сократ, «я знаю, что я ничего не знаю». То же самое может сказать и любой лингвист, всю свою жизнь изучающий язык. В спонтанной речи у каждого из нас ошибки просто неизбежны. И это мой принципиальный тезис, несмотря на то, что я должна как раз отстаивать и даже в какой-то степени защищать язык.

С другой стороны, в Интернете, конечно, общение выглядит очень безобразно с точки зрения нормального, настоящего русского слова. Но почему это происходит? Мне кажется, причина в желании современного пользователя стать более интересным читателю, показать себя особенным. А как это можно сделать на письме? Во-первых, выражать свои мысли грамотно (что, к сожалению, умеют сегодня далеко не все), а во-вторых, демонстрировать креативность – сознательно нарушать языковые нормы. В этом, например, и проявляются особенности «языка падонкафф» или так называемого «олбанского (албанцкого)» и т.д. языка. И это действительно своего рода языки, со своими законами, со своими структурами, и лингвисты их сегодня изучают. С научной точки зрения, это намеренное нарушение орфографической, пунктуационной и стилистической нормы называется «эрратив».

— Мне кажется, чтобы сейчас выделиться в Интернете, достаточно правильно ставить запятые и писать «здесь», а не «сдесь».

— Это очень хорошее и точное замечание. И должна в этом смысле похвалить ряд групп, например, в том же «Контакте», где ребята намеренно стараются писать грамотно. И это хорошо. Иначе могут складываться такие курьёзные случаи, как с двумя студентками, которые хотели работать в одной из газет. Они написали главному редактору: «Мы опаздываем, потому что мы едим». И когда они пришли, редактор их спросил: «Ну, вы как, поели?» Они ответили: «Мы не ели. Мы ехали».

— Не так давно в России появилось движение грамматических нацистов - «граммар наци» - ярых борцов за чистоту русского языка. Как вы относитесь к подобного рода течениям?

— Я категорически против таких радикальных мер, буквально во всём. Мне кажется, это абсолютно неконструктивно. Для меня всегда важно позитивное действие, нежели неконструктивная критика. Я наблюдаю за действиями представителей «граммар наци» в сетях. Сама идея сохранения языка, безусловно, вызывает одобрение. Но действия, сопровождающиеся абсолютной агрессией, да еще с изображениями свастики, фотографиями Гитлера и различными нацистскими знаками, я считаю абсолютно недопустимыми. Нельзя призывать к хорошему негативными методами. Более того, известны случаи, когда представители «граммар наци» применяли физическое насилие и даже убивали людей! Я, как лингвист, как мама, как человек с активной гражданской позицией, категорически против таких действий даже в интересах благой идеи.

Клубный вариант Онегина

— Ваша биография неразрывно связана с филологическим факультетом бывшего пединститута. Сейчас, чтобы туда поступить, не нужно писать сочинение, литературу сдают путём тестирования. Повлияло ли это на «качество» абитуриентов филологического факультета?

— Безусловно, повлияло! И не только на уровень образования студентов нашего университета, но и в целом по стране. Этого нельзя не заметить. Когда шло общественное обсуждение эффективности ЕГЭ, все представители гуманитарного направления говорили о том, что единый государственный экзамен может быть одной из эффективных форм оценки знаний выпускника школы. Но он не должен быть одной-единственной формой, потому что гуманитарное направление ставит своей задачей формирование мыслящего, пишущего, говорящего человека.

Другой пример. Абитуриент, блестяще знающий грамматику иностранного языка, но при этом имеющий дефекты речи сможет в будущем стать хорошим переводчиком-синхронистом, востребованным в своей профессии? Это большой вопрос. Литература, история, ряд других гуманитарных дисциплин, не поддающихся строгому структурному описанию, должны подвергаться и другой, не структурной проверке. Гуманитарные знания шире, чем та схема, под которую их можно формализовать. И, конечно, школьники, готовясь к единому государственному экзамену, тренируются на работу с тестами - чтобы чётко, точно, последовательно выдать информацию. Потом же получается, что креативность у нас проявляется в том, что мы пишем с ошибками в Интернете вместо того, чтобы сказать или написать на красивом русском языке.

— В российском образовании что ни день – то какое-нибудь новшество. Появляются новые списки рекомендованной литературы. Недавно президент Владимир Путин раскритиковал один из них – где предусматривалось обязательное изучение произведений Пелевина и Улицкой. Как вы считаете, нужна ли современная русская литература в школе?

— Это вопрос комплексный, или, как сейчас модно говорить, синергетичный. Во-первых, по поводу литературы. Когда говорят, что люди мало читают, нужно подумать о том, выполняет ли сегодня литература ту задачу, что она выполняла раньше. Почему человек читает? Потому что есть потребность в получении информации. Сегодня у нас источники информации совершенно другие, и можно получить её быстро, качественно и не имея никаких специальных затрат. А книга теперь является раритетной, красивой вещью, которую хочется подержать в руках. У книги совершенно другой запах, вкус, цвет. Но не каждый человек готов это понимать и принимать. И это грустно.

Второй вопрос – конечно, не все авторы, которые есть на сегодняшнем писательском олимпе, удовлетворяют разным требованиям современного читателя – очень разного и очень неоднозначного. Одно дело фабульность, сюжетность, а другое – литературный талант. Ну, что греха таить, очень многие не имеют специального образования, не имеют литературоведческих навыков. Поэтому не все произведения, которые сегодня популярны, будут читаться даже через 10 лет, не говоря уже о том, что будет через века.

Что касается списков, то это вещь очень сложная и неоднозначная. В 90-е годы появились авторские программы по литературе, и имеется множество различных вариантов и наборов тех текстов, которые сегодня изучаются в школе. Есть классический набор тех писателей, произведения которых обязательно читают ребята, и в дополнение к ним – масса других. Поэтому, по большому счёту, почему бы и не включить в программу современные произведения. Это нужно, потому что ребёнок должен понимать разницу в ментальной сущности писателей XVIII и XXI веков, разницу в языке. Другое дело, как отобрать то, что должен читать ребёнок, и как правильно преподнести эти тексты. Мы в семье с мужем придерживаемся такой позиции, что ничего нельзя запрещать.

А как его замотивировать, чтобы он выбрал лучшее, – это самая трудная задача и родителей, и учителя. И эта трудность относится и к выбору соответствующей литературы для чтения.

— Ещё один известный список «100 книг». Как вы считаете, стоит ли делать обязательным для выпускника школы чтение списка из ста книг, помимо школьной программы? Тем более, отбираются произведения весьма сомнительно – общенациональным голосованием. То есть, кто что сам прочитал – за то и голосует.

— Как сделать так, чтобы школьник прочитал книгу? Нужны обсуждения, обязательно с выходом на современность. Нужны инновационные, интерактивные приёмы. И сейчас это многие учителя делают. Например, театральные постановки. Или можно описать сюжет произведения в современном контексте. Представить себе современного Онегина… С использованием каких лексических единиц разговаривали бы сегодня Татьяна и Онегин? Что вместо дуэли предприняли бы Печорин и Грушницкий?

Надо, чтобы литературный персонаж оживал в представлении современного ребёнка и был ему интересен – таким я вижу сегодня подход к литературе. А назидательная задача, поставленная перед ребенком, прочитать 100 книг – на мой взгляд, не даст никакого результата. Да и вряд ли все дети это сделают. Во имя чего мы хотим, чтобы дети прочитали ту или иную книгу? Мы ведь хотим, чтобы книга прошла через этого ребёнка, чтобы она оказала на него воспитательное влияние. А это возможно только тогда, когда ты пропускаешь всё через себя, через свою эпоху, через свою среду и через свою жизнь. Поэтому прочитать книгу – не равно принять ее человеком.

Слов не хватает

— И всё-таки, как сделать, чтобы в России говорить по-русски было модно?

— Конечно, здесь может быть несколько путей. Первый путь – это правильно сформированная языковая политика на уровне государства и на уровне отдельно взятого субъекта. Другой путь – это влияние снизу, от каждого члена общества. К пример, это могут быть интересные различным людям общественные и социальные акции. Мы со студентами и аспирантами филфака проводим такие акции, и они бывают очень эффективными. Например, когда выходит группа студентов и проводит опрос по русскому языку, люди начинают задумываться над сказанным словом, высказывают свои сомнения, предположения. Другой пример - акция «Оставь книгу», очень популярная во многих областях, - когда книга остаётся на скамейке, потом её читают одни, другие, передают друг другу. Это эффективно, это интересно. Безусловно, всё общество не будет в этом участвовать, но такой цели мы и не преследуем.

Лет восемь назад у нас была такая акция в области – «Мир без сквернословия: твой рецепт». В рамках этой акции было множество мероприятий, в том числе люди писали и сочинения. Самому маленькому участнику этой акции было 7 лет, самому старшему – почти 90. И когда я читала их сочинения, понимала, что всё, о чём пишут люди, - это то, что наболело, то, что действительно является проблемой. Это ведь грустно и горько, когда на одном из наших радиоканалов говорят, причём, с иронией, что «я матом не ругаюсь, я на нём разговариваю». Обычно когда такого человека просишь что-то рассказать на нормальном языке, это вызывает у него большие трудности. Это страшно, что русскому человеку не хватает словарного запаса, чтобы выразить свои позитивные и негативные эмоции.

Так вот, в сочинениях «Мир без сквернословия: твой рецепт» участники, в основном, писали, что всё, в первую очередь, зависит от семьи, от нас самих. К сожалению, сегодня родители своими детьми занимаются мало, многие очень загружены на работе. Плюс к этому огромная информационная нагрузка и у детей, и у взрослых. Это, конечно, создаёт дефицит эмоций. А когда человек мало реализуется эмоционально, он мало говорит и, следовательно, не умеет правильно пользоваться языком.

Когда я готовилась к подведению итогов акции, моей старшей дочке было 6 лет. И уже тогда в детском саду они, конечно, знали такие слова, которые говорить нельзя. Я ей сказала: «Как ты думаешь, что надо сделать, чтобы люди не использовали такие слова?» Она ответила: «Нужно, чтобы каждый их не говорил». И это было для меня абсолютно точно и правильно. Ведь если каждый не будет произносить такие слова, то их и не будет. Но ведь чем-то руководствуется человек, когда использует обсценную, нецензурную лексику. Это грустно, это некрасиво, и это больно.

Положительный герой, положительный образ, положительные поступки (к этому, кстати, уже стремятся многие молодые люди, не похожие на поколения своих родителей и, тем более, бабушек и дедушек). А значит, будет мода и на красивый русский язык. Мне кажется, что многие люди сегодня уже устали от того негатива, который «дарит» нам сегодня современная жизнь… И в отношении и обращении к языку, я очень хочу верить, наступит совершенно другая волна. Было определённое затишье, а сейчас многие хотят на эту тему разговаривать. Например, встречают меня на улице или в лифте и задают элементарные вопросы по русскому языку. Это значит, что интерес к нашему родному языку есть, и это, конечно, значит, что он будет жить вечно.