Чернильная железа

Мария Галина и Аркадий Штыпель – любящие супруги и люди интересной творческой судьбы. Где еще могли познакомиться гидробиолог из Одессы и физик из Днепропетровска, как не в литературной студии при Союзе писателей? Впрочем, к тому времени Мария уже написала несколько повестей и рассказов и издала книжку стихов, а Аркадий был поэтом и переводчиком, участником антологии «андерграундной» поэзии «Граждане ночи».

Они ведут насыщенную жизнь, много путешествуют, участвуют в различных мероприятиях литературного и культурного характера. Недавно отметились во Владимире – как участники ноябрьского «Бу!феста». Встречались с поклонниками, читали стихи, давали мастер-класс начинающим авторам. А также нашли время для интервью корреспонденту «Старта33».

— Мария, Аркадий, почему вы решили участвовать во владимирском «Бу!фесте»?

М.Г.: Мы довольно часто ездим на литературные фестивали, это одна из сторон жизни человека, который занимается современной литературой. Например, недавно вернулись из Оксфорда, с конференции по современной русской литературе, где, помимо всего прочего, читали стихи. Также были на поэтическом фестивале «Киевские лавры», во Львове на ярмарке издателей и поэтическом фестивале, в Одессе на фестивале фантастов и в Санкт-Петербурге на Ассамблее фантастики. Для нас такие поездки – интересное и полезное дело. И мне кажется, что для города тоже важно, когда приезжают «чужаки» с каким-то другим углом зрения, с другим подходом.

А.Ш.: Я согласен. Мы с Марией по опыту знаем, что там, где проходят такие мероприятия регулярно, не как разовая акция – там начинается бурление, кипение, как сейчас говорят, «движуха». И местные молодые авторы, они новые степени свободы получают, у них расширяется горизонт, когда к ним привозят людей оттуда-отсюда. Все-таки не секрет, что, несмотря на весь Интернет и доступность информации, в провинции очень велика приверженность затверженным канонам. И эти фестивали показывают, что можно каноны переступать, что можно быть и откровеннее, и резче, и жестче, и разнообразней. Это очень хорошо.

А для людей, которые приезжают, тоже важно. Я во Владимире первый раз. Казалось бы, рядом с Москвой, такой исторический город-памятник, Золотое кольцо, а вот не получалось выбраться. А теперь посмотрел с огромным интересом, очень интересно и красиво.

— Я знаю, что у вас необычный творческий путь. Вы, Мария, были гидробиологом. И вдруг происходит такой поворот на писательскую деятельность с уклоном в мистицизм. Почему это произошло?

М.Г.: Было бы очень романтично, если бы я сказала, что в один прекрасный день ко мне явился какой-то призрак, постучал меня костлявой рукой по плечу и сказал: «Уйди от этой биологии, пиши книги»...

Ничего такого, конечно же, не было. Литература – такой же способ описания мира, как и наука. Просто немножко другими средствами. Мне кажется, что основная причина, по которой я поменяла направления деятельности – это то, что в какой-то момент, в середине 90-х, наука была в большом загоне, и надо было решать – либо я уезжаю за границу и там занимаюсь наукой, как мне предлагали, либо я остаюсь здесь и занимаюсь чем-то другим. И я предпочла остаться здесь и заняться литературой...

— Ваши книги пронизаны магией, мистицизмом, волшебством. Откуда идут корни этого?

М.Г.: Хотя я родилась в Твери, прожила все детство и молодость в Киеве и Одессе. А Украина – земля очень мистическая, и проза, которую она породила, очень фантастическая, буйная. У нее есть даже название – химерная. И мне кажется, что где человек рос, это будет все жизнь как-то отзываться. И эту вот красоту, пышность, загадочность я и стараюсь передать в своих рассказах, романах.

— А для кого вы пишете? Для какого читателя?

М.Г.: Скорее, я пишу для себя. Те книжки, которые сама хотела прочесть, но, по каким-то причинам, не нахожу на книжных полках. И ужасно радуюсь, когда вижу книги, которые я бы и сама хотела написать, но, слава богу, кто-то успел раньше. И теперь я, не напрягаясь, могу просто с удовольствием их читать. Поэтому я скорее восполняю какие-то «лакуны», полости в современной литературе, которые видятся именно мне.

Я считаю, что читатель у всех найдется. И у меня находится, и я этому рада. Но пишу я не для читателя, иначе бы книжки были хуже.

— Получается, что для вас главное – сам процесс творчества? Вы получаете от этого удовольствие?

М.Г.: Я не очень люблю слово «творчество», оно слишком пафосное. Мне всегда казалось, что это даже не психология, а физиология.

А если не использовать, человек себя чувствует плохо. Это просто такая потребность, которая неотъемлема от свойств личности.

А что касается удовольствия, то, честно говоря, писать – удовольствие довольно сомнительное. Потому что вообще думать, работать головой очень трудно. И, когда ты пишешь, ты устаешь, как при любой другой работе. Особенно трудно писать прозу – это работа методическая, нелегкая. Но не писать не могу. Кто-то не может не петь, он поет, а кто-то пишет.

— Аркадий, ваш путь в литературу тоже лежал через науку...

А.Ш.: Вообще, я по образованию физик, всю жизнь работал инженером «широкого профиля», довольно часто менял места работы. Потому что у меня были некие неприятности с исключениями из Днепропетровского университета, с комитетом госбезопасности. За участие в студенческом литературном кружке инкриминировали чуть ли не подрыв советской идеологии… После этого, как понимаете, заниматься «серьезной физикой» я уже не мог. Одно время был учителем, фотографом, монтажником...

Не то, чтоб меня это очень угнетало, к работе я относился довольно легкомысленно. Поработал где-то, позвали в другое место, посмотрел, пошел. Так, наверное, и дошел до литературы, я критик и переводчик. И конечно, занимаюсь стихами. У меня очень поздно вышла первая книга, мне было 58 лет. Это не рекорд, были люди, у которых позже выходили книжки. Но, это один из самых поздних дебютов в истории нашей словесности.

С выхода первой книги прошло 10 лет, и сейчас у меня вышло еще 2 книжки. Я человек «немногопишущий». Если все будет хорошо, через год-другой еще какая-нибудь появится.

— К какому жанру вы относите свою лирику?

А.Ш.: Вот этого я, пожалуй, сказать не могу. Трудно классифицировать. Мне кажется, в нынешней поэзии нет такой строгой дифференциации, какого-то жанрового разграничения. Единственное, что я могу сказать, что, в отличие от Марии, у которой достаточно много сюжетных стихов, мои стихи, в общем-то, бессюжетны, там нет выраженного действия. В какой-то мере, они о чувствах, о явлениях, о рассуждениях какого-то обобщенного понимания. Я ведь по натуре теоретик, первое образование неслучайно было.

Действительно, во время поэтических чтений со сцены разница в стилях поэтов-супругов заметна.

Вот резкий, смелый, харизматичный Аркадий, который читает «кричалки»:

...У мирозданья одышка, отрыжка, неровная стрижка,
Красная ряшка, коньячная фляжка, пенсионная книжка!
У мирозданья железных очков позеленевшая дужка,
А по карманам табачная мелкая крошка!

А вот лиричная и немного мистичная Мария:

Когда плодоносящий сад
На ветви голые разъят,
И рыба с женской головой
Лежит на черной мостовой,
И ветер, горестно трубя,
Навис у левого плеча -
Тогда я не боюсь тебя...

— Вы оба занимаетесь поэзией, выпустили по несколько сборников стихов. А насколько этот жанр в настоящее время востребован читателями?

М.Г.: Я веду блог в живом журнале, у меня больше 1000 подписчиков. Большая часть из них читает стихи, которые я выкладываю. Я знаю других современных поэтов, у которых по 5000 подписчиков. В частности, Алексей Цветков, живущий в Нью-Йорке, Борис Херсонский, живущий в Одессе, Вера Полозкова, Всеволод Емелин.

То есть, получается, на самом деле, поэзию читают гораздо больше людей, чем кажется со стороны. Поэтому говорить, что сейчас какой-то упадок поэзии, я бы не стала. Интерес к поэзии есть, и огромный. Просто трансляция поэтического слова приобрела несколько другую форму. Может, более изощренную.

— Вы хотите сказать, что современная поэзия больше представлена в Интернете, чем в печатных изданиях?

М.Г.: Выходят книжки небольшим тиражом – 300-500 экземпляров, а потом они появляются в свободном доступе в Интернете, и их читают в десятки раз больше людей. Поэзия – это же не доходное дело, она построена на добровольном обмене. И такая форма ее распространения нормальна. Когда-то поэзия была устной, транслировалась менестрелями бродячими, а потом она стала письменной, перешла на печатные носители, а сейчас вот в Сеть.

Поэзия – современный способ «говорения», и активно сотрудничает со всеми современными средствами передачи информации.

— Вы встречались с молодыми владимирскими поэтами. Какое они произвели на вас впечатление? Что бы вы хотели им пожелать?

А.Ш.: Ну как вам сказать... Примерно такие же стихи, как, скажем, в литстудии какого-нибудь московского вуза. Ну, хорошие ребята. Но чего-то такого, чтоб меня как-то резко напрягло и я бы сказал: «Ой-ой-ой», такого не было. Ну и такого, о чем я бы подумал: «Чушь какая-то» – тоже не было. Нормальные стихи, «как нынче носят».

М.Г.: Я бы им посоветовала не замыкаться в себе. Самое губительное для молодых писателей и поэтов, это когда они делаются самодовольными, интересуются только собой и своими непосредственными коллегами по перу. А нужно видеть, что вокруг них довольно широкий, жесткий и требовательный мир большой литературы. Не нужно себя принижать, но и не нужно излишне хвалить. Адекватно относиться к себе и своим друзьям, читать классиков и интересоваться новыми веяниями – пожелание ко всем молодым авторам.

— Поэзия, как вы сказали, дело не доходное. Но ведь вы, Мария, еще и пишете фантастические книги. Это доходное дело?

М.Г.: Наверное, у нас есть где-то 10-15 фантастов, которые могут жить на свои литературные заработки. Я к ним не отношусь, и большинство работающих с фантастикой к ним тоже не относятся. Гонорар за книги небольшой, он равен ежемесячной зарплате банковского менеджера, и поэтому это не для жизни, а такая приятная добавка к основному заработку. Я работаю в журнале «Новый мир» в отделе критики и публицистики, а также преподаю в Российском Гуманитарном Университете, читаю современную поэзию и современную фантастику.

И большая часть фантастов тоже имеют основную работу, часто по другой профессии, а пишут они, просто потому что им это нравится.

— Есть мнение, что фантасты ищут спасение от реальности, создавая «сказочные миры», существующие по своим законам.

М.Г.: Мне кажется, вся литература, кроме научно-популярной и учебной – это какое-то спасение от реальности. Мы же читаем в основном, чтобы развлечься, получить эмоциональную подпитку. А фантастика, и особенно фэнтези – вообще, архаичный тип литературы, потому что мы апеллируем к древним моделям мира, там много этнографии, мифологии. Боги, герои, волшебство... В какой-то степени, чтение таких книг – это психотерапия, человек восстанавливается.

— Как вы думаете, чем объясняется популярность самых нашумевших фантастических произведений нашего века – «Властелина колец», «Гарри Поттера»?

М.Г.: Это интересный и хорошо продуманный мир: сама вселенная книги, персонажи, их взаимоотношения. Сложный мир увлекает, создает желание развивать его дальше. На самом деле популярность проверяется временем. Например, мы уже сейчас точно можем сказать, что «Властелин колец» – замечательная книга, потому что она породила огромный пласт паракультуры вокруг себя: ролевые игры, поэзию, фанфики, кино...

Что касается «Гарри Поттера», то его популярность уже потихоньку сходит на нет. Хотя это очень хорошие книги, там довольно сложный язык: я читала их в оригинале. И они не однозначны, ведь в конце концов дихотомия добра и зла там размывается очень сильно. Мы узнаем, что профессор Дамблдор не такой замечательный человек, как нам казалось. И у Волдеморта было тяжелое детство, и так далее. Есть надежда, что «Гарри Поттера» тоже будут помнить и любить в будущем, именно благодаря очень сложному миру, который начал вырисовываться в последних книжках.

— Есть мнение, что фантастика стоит наособицу от «большой», серьезной литературы. Что вы думаете по этому поводу?

М.Г.: Наоборот, я всегда говорила, что фантастика является неотъемлемой частью большой литературы, и когда заходит такой разговор, я всегда прошу обратить внимание на лонг- и шорт-листы всех крупных литературных премий – «Русский буккер», «Большая книга», «Национальный бестселлер». Мы увидим, что туда входит до 80% произведений с фантастическими элементами.

Тривиально, но разница заключается не в жанрах, а в том, как это написано: хорошо, качественно или нет. Если мы пишем: «Вася пошел, убил монстра, прибежала прекрасная девушка, он убил еще одного монстра, девушка упала к нему в объятия, убил третьего монстра…», то явно, что большой литературой это не будет. Это трэш, масс-культура.

А если ты рассказываешь, и у тебя история не плоская, появляются какие-то дополнительные смыслы, подтексты, тонкости отношений, сюжетная игра, эксперимент стилистический – это будет литературой. Хотя отличить одно от другого иногда с непривычки бывает трудно.

— У вас проза действительно объемная, с подтекстами. Например, в рассказе «Добро пожаловать в прекрасную страну» описано очень много «счастья», веселья, комфорта, но остается стойкое ощущение тревоги и какой-то лживости. А что для вас настоящее счастье?

М.Г.: Ну, для меня, при уже имеющемся опыте – это возможность жить полноценной жизнью. Позволять себе куда-то ездить, видеться с новыми людьми, работать в полную силу, чтобы все близкие были здоровы.

А что касается рассказа, который, кстати, получил премию «Бронзовая улитка» Бориса Натановича Стругацкого, что мне очень лестно, там я описала модель большого соблазна. Приезжающая отдыхать в некую страну семья меняется, и не в лучшую сторону. То есть это такой замаскированный ад. Им предлагают комфорт, развлечения, исполнения желаний, но взамен у них отбирают что-то важное: человечность, умение сопереживать, адекватно себя оценивать. Это рассказ о том, как легко люди покупаются на самые примитивные материальные блага, удобства, обещания. Хотя это тоже важно, но материальные блага еще не самое главное, за что имеет смысл бороться. Я в этом смысле идеалист.

— А за что имеет смысл бороться?

— Я думаю, что нужно бороться за насыщенную интеллектуальную жизнь.

Это действительно очень важно и серьезно.