Господин статский советник
Вице-губернатор по социальной политике Михаил Колков о службе, журналистах, зарплате чиновников и владимирском характере
Прошлой весной в администрации Владимирской области появился новый вице-губернатор по социальной политике — Михаил Колков. Чиновник из Москвы вскоре стал заметным персонажем — и благодаря сфере деятельности, и благодаря своему остроумию. Но, в сущности, о нём почти ничего не известно...
— Кто вы, мистер Колков? Чем занимались до появления во Владимирской области?
— По первому образованию я физик, окончил МГУ, достаточно давно — в 86 году. Успел довольно много поработать в комсомоле, в целом ряде разных структур, в том числе, был в начале 90-х такой замечательный Фонд поддержки молодых депутатов... С 94 года работал в Совете Федерации в разных качествах. Впоследствии возглавлял аппарат бюджетного комитета.
— Как вам удалось так быстро переквалифицироваться из бюджета в «социалку»?
— Бюджет — это тема всеобъемлющая, касается абсолютно всех сфер жизни. Комитет Совета Федерации занимался рассмотрением бюджета с самой ранней стадии, на каждом этапе есть своя специфика, свои сложности. Именно тогда прикосновение к социальной сфере произошло достаточно плотно, потому что вся «социалка» проглядывает через тему денег. К тому же, в последние годы я был «куратором» приоритетных национальных проектов. Очень много дала работа по Году семьи: вопросы демографической политики, семейных ценностей и прочего — это тоже добавило опыта, потому что по интенсивности работа была сопоставима с той, что сейчас идёт в социальной политике Владимирской области.
— Тем не менее, вы возглавляете комиссию, которая будет выбирать гимн области. То есть, вам надо разбираться и в стихотворных тонкостях, и в музыке. Как это у вас выходит?
— Как пишут в стенограммах, «смех в зале». Не могу сказать, что это у меня выходит. Может, потому что я не ставлю задачу быть главным музыкантом. Из того, что я руковожу сферой, к которой относится, в том числе, губернаторский оркестр под руководством Артёма Маркина, абсолютно не следует, что я знаю музыку лучше, чем он. Или из того, что я даю интервью по поводу перспектив развития подготовки молодых талантов во Владимирской области, стоя рядом с Денисом Мацуевым, — не следует, что я себя сопоставляю по музыкальным талантам с ним. Я могу только быть квалифицированным интегратором мнений, модератором дискуссий, формулировать решения и строить алгоритм их реализации.
— Порой складывается ощущение, что в течение дня вы — везде. Откуда силы черпаете?
— Не помню, у французов, что ли, вычитал, что пуля из хорошего старого ружья даже на излёте пробивает толстую сосновую доску. Силы черпаю в интересе общения с разными людьми, потому что в течение дня занимаешься самыми разными темами. Наверное, если бы приходилось постоянно сидеть на месте и заниматься одним аспектом — это было бы трудно выдержать. Здесь, всё-таки, приходится быстро переключаться, потому что в какой-то момент приветствуешь людей на стадионе как член наблюдательного совета команды «Торпедо» или встречаешься со школьниками, а потом идёшь на учёный совет в университет, и там решаешь уже совершенно другие проблемы. А потом попадаешь на планёрку губернатора, и там находишься под прессом достаточно серьёзных задач, которые диктуются приоритетами развития области.
— А отдыхаете вы как? Куда ходите, что смотрите?
— Смотрю я достаточно много фильмов, и могу сказать, что немного знаю мир кино, знаю кого-то из режиссёров, из артистов – наших и зарубежных. Кстати говоря, добрые отношения с Кшиштофом Занусси — когда нахожусь в Варшаве, бываю даже у него дома. Можно сказать, что Занусси стал другом Владимира и Владимирской области. С ним мы стали проводить кинофестиваль «Владимирская вишня», и, надеемся, порадуем новинками кинематографа жителей региона.
Всегда с радостью бываю в нашем театре, потому что это возможность пообщаться с артистами. У них есть что-то такое, чего, наверное, нет у меня, а у меня есть что-то, чего нет у них.
— В среде журналистов некоторые вас недолюбливают, а некоторые считают, что вы — единственный вице-губернатор «с человеческим лицом». Ваша способность шутить и импровизировать на ровном месте — это какое-то природное свойство или вы где-то его оттачивали?
— Вообще, у всех своих коллег я вижу интересные «человеческие» лица. Способность шутить оттачивал, конечно, в работе, но и, наверное, это основывается на каких-то изначальных чертах характера. Шутка помогает оживлять обсуждение. Это бывает очень важно. Если ты говоришь о том, как лучше всего провести Рождественскую ярмарку, к примеру, это не надо делать очень строго, это надо делать творчески. Или интервью в «Вечернем Урганте» — это ведь не выпуск новостей... Если у тебя участвуют в совещании творческие люди, надо дать им возможность раскрепоститься и понять, что они тоже могут высказывать позиции не скованно и языком официальной бюрократии. И для этого иногда помогает и добрая шутка, и улыбка. Но иногда у меня бывают и жёсткие, строгие совещания. Какие шутки, если речь идёт о расследовании причин гибели ребёнка?
А журналисты... Почему недолюбливают? Считают шутки уходом от темы? Иной раз это действительно так — порой стоит уйти от темы, которая не готова к тому, чтобы стать достоянием общественности. Если при обсуждении пока не найдено единого мнения, озвучивать «сырые» наработки — значит, дезинформировать людей. Поэтому я не могу сказать, что сторонник абсолютной открытости в общении со СМИ, бывают такие совещания, которые я провожу в закрытом режиме. Я считаю, что это полностью наше право. Вот если вы проводите общественные слушания — они априори открыты для прессы, и никто не в праве ни одного журналиста попросить выйти из зала. Но если вы проводите тихое экспертное совещание, где, допустим, кто-то из экспертов просит обсудить вопрос без лишней публичности, — это право тех, кто готовит эти решения. То, что у нас идут онлайн-трансляции основных мероприятий администрации — это замечательно, это действительно добавляет реальной открытости власти. Но
Я не осуждаю журналистов, которые имеют свою заранее сформированную позицию или желание подставить тебя, но при этом считаю, что в праве принять адекватные меры.
— Вспоминая русскую литературу, чиновник — это всегда сатирический персонаж. Вы как относитесь к сатире и можете ли смеяться над собой?
— Да, безусловно. Более того, отвечу вам, не уточняя моментов, регулярно это делаю.
— И если над вами кто-то подшучивает — вы спокойно к этому относитесь?
— Если это сделано с интересом, отчего бы нет. Могу и поддержать, и, уж само собой, могу и ответить — всё-таки, возглавляю попечительский совет нашей лиги КВН.
Экзамен на чин
— У вас ведь есть чин — государственный советник 1 класса?
— У нас были в 90-х годах введены классные чины. Как правило, те или иные должности в государственной службе относятся к тем или иным чинам. В чём-то это аналог, хотя неточный, Табели о рангах. В петровской Табели самый нижний чин был коллежский регистратор, а самый высокий — действительный тайный советник. Государственный советник 1 класса — что-то соответствующее статскому советнику или действительному статскому советнику.
В петровской Табели о рангах было военное соответствие. Было чётко понятно, что статский советник — это полковник, действительный статский советник — это генерал-майор, тайный советник — это генерал-лейтенант, действительный тайный советник — генерал-полковник и так далее и так далее. Сейчас это немножко позабыто, но многие, кто служил, имели классные чины. На одном из памятников Пушкину написано «коллежский асессор Пушкин». Мало кто знает, но у Пушкина был и придворный чин — одно время он был камер-юнкером, но в последствии был пожалован в камергеры. Но это отдельная история, потому что это история отношений Пушкина с царём, его отношений с императрицей — как говорит легенда, любил Пушкин всю жизнь именно её.
— Сейчас чины за выслугу лет дают или за какие-то достижения?
— В соответствии с должностью и при прохождении экзамена на знание законодательства, своих служебных обязанностей, инструкций. Я, честно говоря, экзамен на тот момент не проходил, мне чин присваивали в соответствии с должностью. Но в разработке вопросов для экзамена участие принимал.
— Вы главный над всей социальной сферой региона. Вопрос: почему у чиновников такая большая зарплата?
— Если спросить чиновников, то они не уверены, что зарплата у них очень большая. Если вы возьмёте белый дом, большая зарплата у губернатора, у заместителей губернатора, существенно меньше у начальников департаментов. А основная масса тех, кто работает, получают, может быть, чуть больше 20 тысяч рублей.
Зарплаты воспитателей, учителей, врачей на сегодня защищены указами президента, в соответствии с дорожными картами растут и, кстати говоря, будут стабильно расти и дальше — всё просчитано до 2018 года. Что касается чиновников, то для них такой дорожной карты нет. И мы сильно озабочены, как действительно достойных людей удерживать на государственной службе, потому что в белом доме сейчас зарплата намного меньше, чем в коммерческих структурах. Причём, это касается востребованных профессий. Допустим, хороший программист может зарабатывать во Владимире и 70, и 80 тысяч, а у нас он вряд ли будет получать больше 30.
Что касается нашей зарплаты, здесь не мы решаем, как её устанавливать. Верите мне или нет, но я заявление о повышении зарплаты не писал. Высокая зарплата предполагает соответствующую отдачу. Понятие «ненормированный рабочий день» в трудовом законодательстве не означает неограниченную работу – это определённое количество часов в неделю, которое ты отрабатываешь. А вот понимание трудового законодательства руководителями высокого ранга устанавливается либо совестью, либо формальной, либо неформальной договорённостью. У нас с губернатором какой-либо договорённости на этот счёт нет, потому что мы много лет исходим из того, что
— Не так давно сфера туризма перешла из вашего ведения в распоряжение вице-губернатора по экономической политике. Почему?
— Когда я пришёл, вопросами туризма в департаменте занимались 3 человека. Говорить о разработке масштабных программ, инвестиционных проектов без того, чтобы иметь более боеспособную структуру, достаточно трудно. Потом, я изначально говорил, что туризм на сегодня сфера экономики для тех субъектов, для тех стран, где она преуспевает. Тем более, в регионе есть замечательный опыт — в Судогодском районе туризм проходит по экономическому блоку, и на своём уровне у них неплохо получается.
Здесь я об этом говорил практически сразу. Вопрос создания комитета по туризму обсуждался достаточно долго, и впоследствии был реализован. Комитет мог оказаться и у меня, но оказался в блоке промышленности, и в этом есть своя логика. Всячески желаю успеха, как могу - стараюсь помочь, потому что, естественно, трудно представить развитие туризма без взаимодействия со сферой культуры.
Избалованные событиями
— Вам не кажется, что культурная жизнь в регионе не то что бы очень разнообразная?
— Это не вполне так. Я бы сказал, что Владимир в этом отношении город несколько избалованный, и, может быть, глаз живущих здесь чуть «замылился». Я могу об этом судить, во-первых, потому что профессионально этой сферой занимаюсь, а во-вторых, мне есть с чем сравнивать. Я знаю не один десяток наших регионов, как они живут, и во Владимире жизнь достаточно насыщена. Тот же фестиваль уличной музыки, который был недавно, или большая программа, связанная с Днём города, или театральный фестиваль «У Золотых ворот», о котором мы имеем все основания говорить как о ярком национальном событии. И если вы вспомните анимационный фестиваль в Суздале — по масштабам он был несопоставим с тем, что было в прошлом, а тот, что будет в следующем году, я полагаю, он будет ещё шире. Вообще говоря, у нас есть план Года культуры, и там по городу Владимиру и области больше 30 разных национальных и международных фестивалей, симпозиумов, форумов на национальном или международном уровне.
— Если касаться не только событий, но и объектов, то у нас есть несколько памятников истории, на которых регион «паразитирует». А почему не развиваются новые направления, дворянские усадьбы, например?
— Большинство усадеб, объективно, вызывают грустные размышления. Но есть и светлые моменты. Не буду сейчас много говорить о «Музыкальной экспедиции» и о нашей серьёзной попытке взятьcя за усадьбу Храповицкого. Возьмём гораздо более скромный, камерный вариант — усадьба Танеевых в Маринино. Там очень долго не было границ охраны культурной зоны. Сейчас они есть. Это означает, что в полном соответствии с законодательством вне этих границ можно строить современные объекты инфраструктуры. Поэтому первое, что будет строиться — так называемый «музыкальный салон». Возводиться он будет из дерева, в усадебном стиле, но будет по-современному оснащён. В нём свободно можно будет проводить музыкальные вечера. А далее там появятся небольшие гостевые домики — чтобы те, кто приехал и хочет остаться на следующий день, могли бы комфортно остановиться.
Почему мне нравятся некоторые проекты, которые мы в прошлом году начали обсуждать — они позволяют по-новому взглянуть на возможности привлекательности. Мне очень нравится проект, где рисуются два новых Суздаля — один дневной, другой ночной. Для Суздаля та же самая проблема, что и для Владимира — проехали через основные объекты и тут же отправились дальше. Что может удержать? Что удерживает, допустим, туристов в центре Дубая? То, что там, помимо многих километров магазинов, есть ещё замечательное шоу фонтанов, на которое тысячи гостей приезжают посмотреть. Нужно какое-то ночное действо. Какое? Устраивать карнавал с фейерверком? Для наших деревянных городов это было бы разрушительно и опасно. А вот создать голографические образы объектов культурного наследия... Это позволило бы говорить о том, что мы имеем дело с городом-легендой. Поскольку технологии идут вперёд, то я в данном случае не абстрактно-романтические мечты вам озвучиваю, а то, что, с моей точки зрения, обязательно будет.
— Если так, чего нам ещё интересного ждать?
— Нам ждать нового витка Рождественских ярмарок. Ждать соревнования троек «Владимирский тракт» на Кубок губернатора. Я думаю, что мы увидим забег троек по снежному полю. В этом году в поле снега не было, и поэтому забег не получился.
— А есть ли какие-то проблемы, сферы, в которых вы пытаетесь что-то сделать, но встречаете противодействие?
— Скорее, не противодействие, а обилие реальных проблем. По объёму стоящих задач, по накопленным проблемам — это сфера здравоохранения. Есть и огромный дефицит врачей, есть Москва, которая «вымывает» лучших специалистов, нет своего медицинского вуза. Старая материальная база. Такой тонкий момент: отношение к медицине как к услуге. Правильнее говорить, на мой взгляд, что врач — он лечит. Когда вы говорите в терминах «оказывает услугу», возникают околотоварно-денежные отношения. Я не говорю, что здесь больше однозначно вина врачей или однозначно вина пациентов. В детской больнице мне рассказывали случай: одна мама имела к врачам претензии из-за того, что те не брали денег — значит, не дают те лекарства, которые на самом деле нужны. Это крайний случай, чаще бывает другое: когда тебе намекают на подарок или на «премию». И, конечно, нам нужно возвращать уважение врачей к своей профессии.
Поэтому с Александром Викторовичем Кирюхиным [директор департамента здравоохранения Владимирской области] начали съезды врачей проводить, и врачебную палату создали, и с Леонидом Михайловичем Рошалем [директор НИИ неотложной детской хирургии и травматологии] работаем в плане этики врачебных профессий. В скором времени мы планируем собрать такую замечательную категорию, которую никто никогда не собирал на отдельные совещания — медицинских регистраторов. То есть, женщин и девушек, которые сидят в регистратуре в поликлинике и выдают талончики к врачу, записывают на приём. Это категория людей, которой в случае, если они свою работу делают хорошо, никто из пациентов спасибо не скажет. А если они работу делают плохо, то об этом пишут вплоть до президента. Сейчас хочется их собрать, чтобы поговорить, как они видят мир из своих окошек, и тем, кто свою работу делает хорошо, сказать спасибо.
Владимирский лукавый прищур
— Вы долго работали в Совете Федерации, вы москвич. И что вас привело сюда, во Владимирскую область? Это ведь фактически понижение.
— Привело сюда приглашение губернатора. И понимание того, что здесь предстоит решать действительно сложные задачи. Понимание того, что бывают ситуации, когда надо браться и действовать. Это непростая работа. Здесь много конкретных вызовов, больше разнообразия, и ты не знаешь, с чем столкнёшься в течение дня. Была определённая доля азарта, конечно.
Один из проектов, который мы развиваем, называется «50+». Проект частно-государственный, призванный повысить в обществе роль людей зрелого возраста. Вообще говоря, население считается старым, если доля пожилых людей — более 7%. У нас более 13 уже некоторое время, и процент увеличивается. При этом, если посмотреть на представленность интересов людей — при производстве товаров народного потребления, при предложении продуктов в сфере отдыха, даже, пардон, в одежде, в обуви, гаджетах, в предложениях о работе и профессиональной подготовке, возможностях открывать собственное дело — вот в этом отношении — чем старше, тем сложнее становится выражение интересов. Если вам исполнилось 45 лет, вы потеряли работу — насколько трудно будет найти следующую. Легко ли будет найти себе курсы переподготовки, если вы, к примеру, приближаетесь к 50-ти? У нас иногда говорят о студентах 60-70 лет — как о примерах, но это примеры экзотические. Почему и стали продвигать такую позицию как «университеты третьего возраста», и мы занимались этим ещё до того, как сюда пришли. Когда я отправлялся сюда, мне как раз исполнилось 50. Поэтому можно сказать, что
— Как ваша семья относится к тому, что вы далеко и часто ли вам удаётся увидеться?
— Они относятся стоически и с пониманием. Семья у меня достаточно большая: жена, две дочери — одна из них уже работает, вторая учится в ветеринарной академии, всегда любила помогать животным. Видимся нечасто. Иногда сюда приезжает жена, иногда мне удаётся приехать, но чаще всего это связано с какими-то московскими совещаниями. Мать один раз здесь была у меня, папа ни разу не приезжал. Друзья заезжают очень редко — у всех своя достаточно активная жизнь. Потом, скучать-то мне особо некогда.
— До того, как приехали во Владимир работать, вы здесь бывали?
— Один день в жизни до этого я был во Владимире, один день в жизни - в Суздале. В следующий раз я уже приехал сюда на работу.
— За срок больше года впечатления изменились?
— Конечно, они менялись, потому что я же, по сути дела, знакомился с людьми, с укладом, с предприятиями, с историей - практически с чистого листа. У меня есть, в общем, немаленькие для среднестатистического человека книжные знания, но одно дело что-то читать и знать, а другое дело относиться к объектам культурного наследия как к тем, которые являются предметом твоей заботы. Потом, я же с радостью знакомлюсь с новыми людьми, впитываю информацию. Как-то ещё не потерял любознательности, интереса к новым знаниям. Поэтому процесс понимания и знакомства всё ещё продолжается. Я пока не могу сказать, что стал «совсем владимирским».
— Что-то было здесь для вас неожиданным?
— Нет, резко неожиданного не было. Были интересные открытия. Например, восприятие того, что такое владимирский характер. Мне кажется, тут живёт память поколений, сформированная историей, потому что город многократно дотла сжигался, восставал из пепла. Он всегда был на перекрёстке влияния, и кого тут только не было! Были русские, были татары, были купцы из разных стран мира, были крестьяне, княжеские дружинники, бояре, князья, позже чиновный люд. И всё это очень причудливо здесь перемешивалось. Конечно, это в чём-то создало характер достаточно интересный. Я бы сказал, характер не без скрытности, потому что, вероятно, если ты находишься в таком перемешивании интересов в сложное время, естественно, это воспитывает определённую осторожность, и, в том числе, я бы сказал, такой... лукаво-ленинский взгляд на «варягов». Этот лукавый прищур я ощущал, но с внутренней улыбкой, потому что тоже смотрю на жизнь не без лукавства. Возможно, сейчас таких взглядов стало меньше, но они совсем не пропали. Это неудивительно. А я смотрю встречно широко открытыми глазами.